Не люблю выкладывать слишком много фанфиков сразу, все кажется, что обратят внимание только на какой-то один, а остальные незаслуженно забудут, но мне завтра уезжать и почти все праздники свободного времени не предвидится, поэтому решила все-таки сделать два поста за день.
Для начала, необходимое предисловие. Какое-то время назад я нашла на Книге Фанфиков один текст, который вызвал у меня много противоречивых, но ярких эмоций, что я даже написала под впечатлением прочитанного пост, в котором сокрушалась о плохой реализации потрясающей идеи.
Мне в комментариях посоветовали "брать" и не стесняться. Тогда я не была еще к этому готова, но время шло, идея из головы уходить не хотела и постепенно нашла для себя нужные слова. За прошедшее время я успела хорошо забыть содержание того фанфика и те совпадения, что там имеются, с кофе например, мы самой были удивительны.
В общем, вот результат.

Ритуалы
Жанр: sleepless story
Фэндом: j-rock, Dir en Grey
Персонажи: Кё.
Рейтинг: G

На стоянке перед студией нет ни одной машины. Их вообще нет поблизостиИх вообще нет поблизости, если не считать отъезжающего такси. Вслед за красными фарами тянется вереница уличных огней и стекает в черную дыру старого парка в конце улицы. Район небольших контор и дизайн-студий тих и темен. Сегодня даже на предпоследнем этаже местного «небоскреба», единственного в округе высотного здания, не светятся как обычно окна.
В первый раз с тех пор, как он повадился приезжать в студию по ночам, Кё задумывается о том, кто те люди, что задерживаются на работе допоздна и чем занимаются их фирмы. Но мысли текут лениво, на самом деле Кё это не слишком интересно. Если уж он себе не может объяснить, зачем возвращается сюда, что говорить о других.
Он дожидается пока шум мотора такси полностью растворится в ночной тишине и направляется к студии, ступая осторожно по границе оранжевых пятен света от уличных фонарей. Просто так, из прихоти. Путь получается извилистым, и Кё думает, что если бы его ботинки оставляли видимые в темноте следы, получился бы весьма забавный рисунок.
Входная дверь не имеет звонка, поэтому Кё выстукивает по ней замысловатую дробь – только истинный фанат сумеет узнать в ней «Deity». До конца песни остается еще половина куплета, когда наконец-то слышатся шаркающие шаги и скрежет засова. Старик охранник не удивляется ночному гостю, привык уже за последние месяцы, но привычно ворчит о неугомонных якудза, которым и закон не писан, и белый свет не мил.
Кё проходит через холл, не вслушиваясь в дребезжащее бормотание, поднимается по лестнице, почти на ощупь находя ступени.
В коридоре второго этажа горит лампа над пожарным выходом, всего лишь тусклый намек на свет, но его хватает, чтобы найти нужную дверь. Иногда Кё проверяет себя – идет с закрытыми глазами, не считая шаги, и пытается угадать, когда пора остановиться. Три раза он промахнулся на несколько шагов, один раз не дошел. А во всех остальных случаях попадал точно на стык псевдомраморных плит ровно напротив двери в их комнату отдыха, которую они по старой памяти до сих пор звали «курилкой».
От его шагов коридор наполняется топотом множества ног, эхо мечется, теннисным мячиком отскакивая от стен, закручивается вихрями звуков. И вот Кё может различить в нем рев мотоциклов, цокот женских каблучков, аплодисменты, шаркающие стариковские шаги, шорох прибоя и беспечную детскую беготню. А когда все звуки постепенно истончаются и замолкают, вслед за остановившимся человеком, самым последним слышится тихий и мелодичный звон колокольчика. Странная акустика в этом здании. Как будто остальные помещения отыгрываются за полную изоляцию комнат звукозаписи.
Когда умолкает последний отзвук эха последних шагов, Кё пальцами нащупывает замочную скважину, вставляет и поворачивает ключ. В комнате пахнет кофе и еще чем-то неуловимым: то ли обожженным металлом, то ли подгоревшей пластмассой. Запах слишком слабый, но от этого еще более раздражающий. Неудачная попытка зажечь свет дает ответ на вопрос о причине запаха – наверное, еще вечером перегорела лампа. Оглядевшись, Кё понимает, что на самом деле она не нужна – света с улицы хватает, чтобы все разглядеть. Плотно закрутив банку растворимого Bushido – наверняка Дай опять забыл закрыть, когда вечером торопливо пил свою «прощальную» чашку – Кё подходит к окну.
Старая рама разбухла и поддается с трудом, окно распахивается неожиданно, с громким треском, и сразу холодный воздух наполняет легкие. Сырой, по-зимнему терпкий, полный запахов мокрой коры, увядших листьев и едва различимого в центре города соленого морского ветра. Кё замирает у окна, глубоко дышит и думает о том, что совершенно не замечал этих запахов на улице, и о том, что совсем скоро к ним прибавится тонкий аромат сливы, знаменующий начало весны. Ей на смену придет персик и омуро-сакура, а потом, как лавина, обрушатся вместе с теплом тысячи и тысячи запахов пробуждающейся травы, цветов и листьев, молодой хвои. Постепенно наступит лето, и будет год, как Кё взял привычку таскаться в студию по ночам.
Да, бессонница навалилась на него именно тогда, в начале прошлого лета, и поначалу изводила страшно. Она оказалась настолько сильной и изматывающей, что пришлось даже обратиться к врачу. Но рекомендованные таблетки делали Кё вялым и постоянно сонным, от этого он еще хуже начал себя чувствовать. Бросив их пить и еще немного повоевав с собственным организмом после бесполезных попыток наладить правильный режим сна, он решил оставить все, как есть. Как раз тогда он и приехал первый раз в студию среди ночи. Кажется, получилось случайно – забыл неоконченный текст на столе и подумал: какая разница – ждать до утра или поехать прямо сейчас, все равно же не спит. В следующий раз ему просто захотелось проехаться по ночному городу, и случайно выбранный таксистом маршрут привел в этот район. Потом кажется было еще что-то, пока Кё не обнаружил, что приезжать сюда стало привычкой.
Кё отворачивается от окна и видит всю комнату в пятнистых тенях – недавно взошедшую луну закрывают бегущие облака. У края стола лежит стопка бумаги и карандаш. Теперь Кё всегда оставляет их на всякий случай, даже если абсолютно уверен, что возвращаться не придется.
Но сегодня работать не хочется. Вчера Кё закончил новую песню, и сейчас в мыслях вертятся только обрывки неиспользованных фраз, постепенно выветриваясь из памяти. Когда они окончательно исчезнут, освободится место для новых стихов. Иногда для этого требуется несколько дней, иногда - всего лишь пятнадцать минут, но пока не появится новый образ, можно даже не пытаться рифмовать строчки, это Кё понял уже давно. Поэтому он ложится на диван, устроив голову на подлокотнике.
Глаза закрываются сами собой, веки наконец-то получают долгожданный отдых, но сон не идет. Кё просто впадает в чуткое оцепенение, и постепенно все органы превращаются в слух.
В комнате абсолютно тихо. Наверное, в старых деревенских домах проводить бессонные ночи интересней. А здесь... Не зашуршат бумажные перегородки, не скрипнет старая половица, не вспрыгнет еле слышно на подоконник, возвращающийся с ночной прогулки кот. И за толщей бетонных стен не услышать, как прошелестит среди деревьев предрассветный ветер.
Словно отзываясь на эти мысли, за окном слышится нарастающий стук и скрип – голые ветви стучат друг о друга все ближе и громче, а потом эти звуки перекрывает унылое завывание сквозняка, где-то еще на этаже не закрыто окно, и холодный воздух протягивает через комнату, заставляя Кё поежиться. Он укрывает себя собственной курткой и под далекий гудок первой электрички впадает в чуткую дрему.
Беспокойный сон полон разрозненных образов, не один из которых не складывается в сюжет. Кё снятся коты, обрывки разговоров, какие-то фантастические чудовища: некоторые из них опасны, а другие равнодушны. Неожиданно чудовища оказываются божествами неведомого культа, которые не могут простить Кё татуировку бодхисатвы. Они тянут к нему руки с заточенными, как скальпели, когтями, чтобы соскрести ее со спины…
- Никогда не оставляй выключенный чайник на подставке, он может загореться. – вдруг назидательно произносит один из них, и в то же мгновение все боги и чудовища улетучиваются, напуганные веселым женским смехом.
Только через несколько мгновений Кё понимает, что приснившаяся фраза, была произнесена на самом деле: по коридору, переговариваясь, идут звукорежиссер и его ассистентка. Эхо шагов давно потонуло в уличном шуме. Наполненность окружающего мира звуками сообщает Кё о наступлении утра раньше, чем он открывает глаза. Проснувшийся, приступивший к работе город, наполняет воздух неумолчным, ровным шумом с резкими всплесками автомобильных гудков, далекого воя сирены скорой помощи и неожиданного грохота с ближайшей стройки.
Среди ровного фона, созданного стуком дверей, разговорами, стрекотом и гулом работающей оргтехники, услышать тихие шаги одного человека кажется совершенно невозможным. И все-таки Кё их слышит, когда снова закрывает глаза: медленные, как будто неуверенные, с шаркающим призвуком. Шинья. Хромает. Будет не в духе.
И действительно, едва открывается дверь, раздается сердитое хмыканье, и Кё в мельчайших подробностях представляет себе, как Шинья недовольно хмурится, глядя на него, и ковыляет к своему любимому месту в углу комнаты. Там у стены приютилась его электронная мини-установка, чтобы в любой момент можно было потренироваться. С металлическим звяканьем опускается на пол сумка – сегодня Шинья необычно небрежен или просто оставил дома свой ноут, а затем раздаются стук и разные странные шорохи. Кё представляет себе все так ясно, как если бы у него были прозрачные веки: Шинья продолжает хмуриться и сосредоточенно поджимает губы, разыскивая что-то в стенном шкафу. Но вот брошенная им фраза оказывается совершенно неожиданной, и Кё от удивления чуть было не привстает с места, когда Шинья вдруг произносит:
- А ты когда тут просыпаешься, хоть помнишь, как сюда попал?
- Я не лунатик, вообще-то, - ворчит Кё.
- Жаль, - вздыхает Шинья. – А то мы бы знали по чьей вине у нас невозможно ничего найти.
Кё усмехается, Шинья то ли находит, наконец, то, что искал, то ли, решив бросить поиски, садится в кресло и затихает. И почти немедленно в коридоре раздаются смех и шаги двух человек, такие же узнаваемые, как шаги Шиньи. Тошия рассказывает что-то веселое и сам смеется над своей историей. Яркий запах кофе, кажется, вплывает в комнату раньше, чем открывается дверь. Или они настолько уже привыкли пить кофе по утрам, что рецепторы работают на опережение. Так или иначе, но вместе с щелчком двери запах кофе становится еще сильнее. И Кё снова может представить перед мысленным взором то, что происходит сейчас на самом деле: Каору медленно заходит в комнату, держа обеими руками подставку с кофейными стаканчиками. Тошия придерживает ему дверь и закрывает ее за собой. Веселое «всем привет» раздается одновременно с мысленным приветствием Кё. Судя по деревянному стуку и раздавшемуся вслед за ним тихому звону, он нес акустическую гитару Каору и сейчас прислонил ее к столу. Шебуршат по полу ножки отодвигаемых стульев.
- Так. Два двойных эспрессо, один без сахара, американо, капучино и та приторная, карамельно-молочная гадость, которая в каждом сезоне обзывается по-новому... – перечисляет Каору.
- Но-но, попрошу без оскорблений, - обижается Тошия за свой любимый латте-макиато с карамелью.
Каору фыркает, а Шинья тем временем забирает свой эспрессо без сахара.
- Трубочку сегодня не забыли? – спрашивает Кё.
- Держи, ленивец! – слышится ответ, и ему на грудь опускается горячий стаканчик. Хочешь, не хочешь, приходится приподняться, и Кё все-таки открывает глаза. В этот момент появляется Дайске, салютуя всем свежей газетой. Сегодня его выбор пал на желтую прессу.
Он забирает свой капучино, усаживается, неторопливо закуривает. Так же неторопливо перелистывает страницы в поисках наиболее занимательной статьи и начинает читать об очередном скандале, связанном с Аей Аяно.
Кё не особо прислушивается к истории похождений энергичной барышни. Ему, как, наверное, и всем остальным в этой комнате, совершенно все равно, что будет читать Дай: биржевую сводку, политические новости или расписание синкансена в Нагано. Просто им всем необходим общий ритуал. Чем дальше их уводят друг от друга изменившиеся с возрастом интересы, тлеющие под гнетом общих обязательств, стремление выразить себя и только себя, да и просто накопившаяся усталость, тем крепче они держаться за каждую сложившуюся традицию. Кё даже кажется, что общее рукопожатие перед началом концерта по-настоящему стало для него что-то значить именно сейчас…
- Посмотреть что ли... – задумчиво тянет Шинья, после того, как Дай с выражением зачитывает очередной пламенный призыв фанатов бойкотировать «Харухи Судзумию».
- Ты прямо мысли читаешь, - отзывается Каору. – Там много еще? – обращается он к Даю. – Все? Тогда поехали. Кё, хорош валяться, подтягивайся сюда. Насчет последней песни, я вот что подумал...
В конце концов, у них осталось еще одно, самое важное. То, что держит их вместе крепче любых ритуалов...